В статье поставлены более широкие проблемы, нежели просто биографии князя Олега, которого древняя летопись именует «Вещим» и который, по сути дела, является первым достоверным государственным деятелем ни шей истории. Дело в том, что не только легендарный основатель «матери городов русских» Кий был для летописцев XI-XII вв. фигурой просто сказочной, о которой они имели по крайней мере две версии эпического рассказа, но и более близкие хронистам политические личности, как Рю¬рик, Дир, Аскольд и другие, были для них малоизвестными фигурами.
Иное дело Олег. Именно от него дошли первые древнерусские доку¬менты — договоры с греками, реальность которых подтверждается не только их документальной сущностью, но и косвенными свидетельствами
иностранных источников. Долгое время в нашей историографии именно
Олег считался первым правителем Древнерусского государства, образовавшегося после объединения русского севера, откуда этот правитель пришел, с югом, главный город которого (Киев) он сделал столицей державы.
Историки, как правило, рассматривали Олега в полном соответствии с показаниями источников как крупного государственного деятеля (1). Это относится не только к историкам великорусским, но и к большинству украинских (2), хотя многие из них, начиная с М.С.Грушевского, по вполне понятным мотивам (3) не только выдвигали на первое место южную Pycь, но
* Впервые опубликовано: ВИ. 1991. № 2-3.
(1) Карамзин Н. М. История государства Российского. М, 1988. Т. 1. Кн. 1. С. 74-87. Соловьев С.М. Сочинения. М, 1988. Кн. 1. С. 131-138; Ключевский В.О. Сочинения, М„ 1987. Т. 1. С. 163-165, 168-170; Любавский М. К. Лекции по древней русской истории до конца XVI в. М, 1916. С. 83-87; Греков БД. Киевская Русь. М., 1949. С. 448-151; Очерки истории СССР. IX-XIII вв. М., 1953. С. 80-82.
(2) Здесь не место подробно рассматривать их работы. Однако совершенно ясно, что взгляды М.С.Грушевского были в значительной мере вызваны к жизни позицией официальной великорусской историографии, которая фактически игнорировала существование украинского народа и его историю.
(3) Украинская историография включает не только труды украинских ученых, живших и работавших в пределах старой России, в затем СССР, но и историков, издававшихся в Австро-Венгрии, затем Польше (куда входила часть украинских земель), позже в Канаде, США, Италии, ФРГ и других странах. Разумеется, современную советскую и зарубежную украинскую историографию нельзя в полной мере отождествлять, но столь же неверно и полностью отрывать их друг от друга. Соотношение здесь то же, что между советской русской и русской эмигрантской историографиями. Только
454
и объявляли именно ее подлинной Русью, для которой другие восточно-славянские земли были покоренными или колонизованными окраинами, Русью даже не называвшимися (4). С точки зрения этой группы историков, название Русь было присвоено или узурпировано Владимиро-Суздальским княжеством, а затем Москвой. Здесь не место специально рассматри¬вать эту проблему, важно лишь указать на ее ошибочность. К сожалению, и советские историки, начиная с таких крупных, как М.Н.Тихомиров и А.Н.Насонов (5), доказывали, что Русью первоначально назывался лишь юг.
Между тем это легко опровергается именно древней летописью, где термин Русь только для Киевской земли используется не ранее XII в., т.е. тогда, когда единое Древнерусское государство стало распадаться на от¬дельные княжества, и уже в силу этого название Русь стало порой приме¬няться только к старому центру державы (6). В то же время и летопись и прочие памятники, в том числе «Слово о полку Игореве», знают единую Русь от Карпат до верхней Волги.
Касаясь личности Олега, нельзя не констатировать ее трактовку в ра¬ботах такого известного историка, как Б.А.Рыбаков. Она весьма ориги¬нальная и отличается от большинства прочих. В написанной им главе об образовании Древнерусского государства для «Очерков истории СССР» читатель найдет разбор легенд о Кие, обнаружит существование «эпохи Кия и Юстиниана», множество иных выкладок, которые могут рассматри¬ваться как гипотезы, но имени первого правителя Древней Руси, князя Олега, не обнаружит (7).
А вот в одной из своих последних книг Рыбаков охарактеризовал Оле¬га как коварного скандинавского конунга, истребившего династию Киевичей, совершавшего заморские походы, «сопровождавшиеся чудовищными зверствами», которые, разумеется, были делом рук варягов. Для вящей убедительности автор вспоминает о жестокостях норманнов на западе и утверждает, что именно они принесли эту «нередко бессмысленную жес¬токость» на Русь. По мнению Рыбакова, «в русской летописи Олег присут-
теперь и русские, и украинские историки начинают осознавать, что и их зарубежные коллеги имеют с ними по крайней мере общие истоки. Впрочем, для русской историо¬графии это в полной мере осознал еще лет 20 назад В. Т. Пашуто. К сожалению, его монография об эмигрантской историографии осталась незавершенной.
(4) Грушевський М. С. Icтоpiя Украiни — Pyci. Киiв, 1913. Т. 1. С. 1, 184-226, 388-436; Дорошенко Д. Нарис icтopii Украiни. Варшава, 1932. Т. 1. С. 37-68; Добрянсь-кий М.Д. Украiна i Росiя. Рим, 1989. С. 14-15; Chirovsky N. An Introduction to Ukrainian History. N.Y., 1981. Vol. 1. P. 30-66; Антонович М. Iсторiя Украiни. Прага, 1942. Т. 1. С. 16-22; АркасМ. Iсторiя пiвнiчноi Черноморщини. Торонто, 1969. Т. 1. С. 279-343; Чубатий М. Княжа Русь — Украiна, та виникнення трьох схiднослав'яньских нацiй. Нью-Йорк; Париж, 1964. С. 18-60.
(5) Тихомиров М.Н. Происхождение названия «Русь» и «Русская земля» //СЭ. 1947. № 6-7; Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского госу¬дарства. М., 1951.
(6) ПСРЛ. М., 1962. Т. I. С. 338, 341, 372; СПб., 1908. Т. II. С. 284, 285 и др.
(7) Очерки истории СССР III—IX вв. М, 1958. С. 733-878.
455
ствует не столько в качестве исторического деятеля, сколько в виде лите¬ратурного героя, образ которого искусственно слеплен из припоминаний и варяжских саг о нем» (8).
Но достаточно вспомнить рассказы, например, ранних византийских писателей о славянах и Руси VI-X вв., чтобы увидеть, что жестокости в период походов и войн проистекали вовсе не из-за тлетворного влияния скандинавов, а были присущи той стадии общественного развития, на которой находились славяне в I тыс. н.э. и которую Энгельс вовсе не слу¬чайно именовал «варварством». Для нее войны и разбойничьи набеги бы¬ли неотъемлемой частью (9), и дело здесь не в том, идет ли речь о скандина¬вах, славянах, тюрках или иных народах.
Источники об Олеге и его времени можно разделить на две группы: древнерусские и иностранные. Первые — это летописи. Вторые — доку¬менты, происходящие из Византии, мусульманских стран, Хазарии.
В древних русских летописях сохранены два варианта рассказа о дея¬тельности Олега: один — в Повести временных лет (ПВЛ), второй — в Новгородской летописи младшего извода (к сожалению, начало летопи¬си старшего извода не уцелело). Первый из этих рассказов, явно киевского происхождения, вошел, иногда с небольшими изменениями, во все после¬дующие летописи вплоть до XVI-XVII вв. Встает вопрос о двух наиболее ранних источниках летописания на Руси: киевском и новгородском. Воз¬можно, они возникли приблизительно в одно и то же время, хотя на сей счет мнения исследователей неодинаковы.
Весьма существенны различия в изложении ранней истории славян и Руси в киевской и новгородской летописях. При этом во второй обнару¬живается ряд деталей, отличных от киевского варианта, в их числе и дата смерти Олега. В то же время в новгородскую летопись не вошли тексты договоров Олега с Византией, включенные в ПВЛ. Очевидно, они храни¬лись именно в столичных киевских архивах. Вопрос об источниках обоих летописных рассказов сложен и запутан. Кроме упомянутых договоров источниками для летописцев XI — начала XII в. были народные предания, возможно даже, что именно на них во многом основано повествование не только о деятельности Олега, но и вообще о событиях русской истории до конца X столетия.
Как ни странно, византийские известия о Руси времени Олега крайне скудны. По сути дела, с полной достоверностью к ним можно отнести лишь одно место из хроники так называемого Продолжателя Феофана (10), хотя не исключено, что именно с походами Олега связаны упоминания о русских судах в некоторых документах времени Льва VI (886-921 гг.) (11). В мусульманских (арабских и персидских) источниках имя Олега не упо-
(8) Рыбаков Б. А. Мир истории. М., 1984. С. 63.
(9) Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. М., 1961. Т. 21. С. 143.
(10) Corpus scriptorum Byzantinae. Bonn, 1838. S. 707.
(11) Nicolas I. Patriarch of Constantinople. Letters. Washington, 1973. P. 158, 160 e.a.
456
минается, хотя имя одного из славянских князей у ал-Мас'уди можно по некоторым рукописям воспроизвести как искаженное «Олег» (12). У авторов X-XV вв. есть рассказы о походах Руси на Каспий именно в период прав¬ления Олега. По этим сюжетам существует немалая литература, но спор¬ные вопросы, в том числе и по хронологии событий, остаются (13).
Наконец, загадочный рассказ так называемого Кембриджского доку¬мента. Найденный в архиве каирской генизы (14), он впервые был издан С.Шехтером в 1912 г. В последующем документ изучался, переводился и комментировался П.К.Коковцовым (15) и недавно Н.Голбом и О.Прицаком (16). Документ сохранился не в полном виде, содержание его довольно слож¬ное, хотя главное место там занимает рассказ об обращении хазар в иуда¬изм. Вместе с тем в Кембриджском документе имеется и ряд интересней¬ших деталей, в том числе и рассказ о русском князе Хлгу, который во времена Романа Лакапина (919-944 гг.) воевал с хазарами. Рассказ не имеет параллелей в других источниках, а его точная привязка к упомяну¬тому византийскому императору вызывает затруднения дополнительного свойства.
И еще один вопрос — хронология событий времени Олега. Он отно¬сится преимущественно к хронологии русских летописей, хотя вопросы датировки событий в арабско-персидской и хазаро-еврейской литературах также не во всем ясны.
Что касается русских летописей, то речь идет не о сложности летопис¬ной хронологии вообще, связанной с возможным использованием разных дат сотворения мира (17). Этот вопрос изучен Н.Г.Бережковым (18). Важнее указать на общую ненадежность летописной хронологии практически до времен Владимира и даже отчасти первых лет его правления. На это неод¬нократно обращали внимание исследователи (19), однако из-за ограниченно¬сти параллельных материалов серьезных попыток исправить летописную хронологию, по сути дела, не было.
(12) Мас'уди. Мурудж. Т. III. Р. 64; он же. Мурудж аз-захаб. Бейрут, 1966. Т.П. С. 144.
(13) Дорн Б. Каспий. СПб., 1876; Минорский. История; Бартольд В.В. Арабские из¬вестия о русах// Бартольд В. В. Соч. М., 1963. Т.Н. Ч. 1. С.810-858; Пашуто В.Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 99; Алиев СМ. О датировке набега русов, упомянутых Ибн Исфандийаром и Амоли // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. М., 1969. Т. П. С. 316-321, и др.
(14) Гениза — архив, хранилище (др.-евр.). В данном случае место, где сохранялись важные рукописи и документы еврейской общины Каира.
(15) Коковцов. Переписка.
(16) Golb N., Pritsak О. Khazarian Hebrew Documents of the Tenth Century. Ithaca-London, 1982.
(17) См.: Пронштейн А.П., Кияшко В.Я. Хронология. М., 1981. С. 82.
(18) Бережков Н.Г. Хронология русского летописания. М., 1963.
(19) Рожков Н. Русская история. М.; Л., 1930. Т. 1. С. 93-94; Очерки истории СССР IX—XIII вв. С. 82. См. любопытную попытку определения ранних дат русской истории: Nahajewskyl. History of Ukraine. Philadelphia, 1975. P. 335-336.
457
У нас есть ряд отправных дат, по которым в общих чертах, а кое-где и более конкретно, можно уточнить датировку важнейших событий древне¬русской истории. Это прежде всего сообщение о посольстве 839 г. в Бертинских анналах, о вытеснении венгров из причерноморских степей у Регинона и некоторые другие. Сопоставление точно известных дат с хро¬нологией летописи и приводит к выводу о неточности последней. Напри¬мер, поход Руси в 60-х годах IX в., по византийским данным, имел место в 860 г., а по летописи, это случилось в 866 г. Венгры проходили мимо Кие¬ва, по ПВЛ, в 898 г. Однако если здесь речь идет об изгнании венгров печенегами, то это событие произошло на 9 лет раньше (данные Регино¬на). Печенеги упоминаются в летописи под 915 г., причем отмечается, что в этом году они впервые пришли на Русскую землю (20). Данная летописная статья скорее всего должна пониматься буквально, т.е. в ней речь идет именно о первом столкновении Руси с печенегами, а до этого отношения между ними были скорее всего дружественными. Таких примеров можно привести больше.
Еще серьезнее хронологические расхождения между киевской и новго¬родскими летописями, из которых для нас наиболее важна дата смерти Олега (по Новгородской летописи — 922 г.). Разобраться во всем этом трудно и порой просто невозможно.
Попытаемся воссоздать картину политических объединений Восточной Европы IX в.
В ту пору наиболее сильным государством региона была Хазария, хотя после поражения в арабо-хазарской войне 737. г. эта держава постепенно стала клониться к упадку. Тем не менее гегемония каганата сохранялась и распространялась на значительную часть восточнославянских земель. О последних известия для VIII—IX вв. весьма скудны. Шел процесс рас¬пространения славянского этноса на восток от Днепра до Северского Донца и Дона. Еще дореволюционные историки усматривали здесь благо¬творное влияние хазар (21). Во всяком случае, упоминание славян где-то в Подонье в связи с событиями 737 г. — свидетельство зависимости части славян от Хазарии.
Более подробны, хотя и не всегда ясны, известия русских летописей. Из них видно, что от хазар какое-то время зависели поляне, северяне, радимичи и вятичи. Три последних «племени» (22) долго подчинялись хаза¬рам, относительно же полян много неясного. В ПВЛ имеются два вариан¬та о поляно-хазарских отношениях. Один «патриотический» — это леген¬да о мече, который якобы прислали поляне хазарам в ответ на требование
(20) ПСРЛ. Т. 1. С. 42; Т. 2. С. 32.
(21) Любавский М.К. Лекции. С. 43-44; Грушевський М.С. 1стор1я. Т. 1. С. 226-227.
(22) Поляне, северяне и другие, по летописи, — это не племена, как иногда полагают. Кстати, и в тексте летописи они племенами не называются, хотя переводчики порой используют этот термин. Скорее всего, в летописи речь идет уже о территориальных, с сильными племенными пережитками политических образованиях восточных славян. Иногда их именуют «племенными союзами» или «конфедерациями».
458
подчиниться. Увидев это обоюдоострое оружие, хазары будто бы сказали, что меч — оружие более эффективное, нежели сабля, и отступились от полян (23). Однако из других разделов летописи видно, что поляне какое-то время зависели от хазар, и от этого их избавили пришедшие с севера бояре новгородского правителя Рюрика — Аскольд и Дир. Точной даты лето¬пись не называет, но рассказ помещен под 862 г. в связи с повествованием о призвании трех братьев-варягов новгородцами (24). Вокруг этих пассажей шли и идут нескончаемые споры. Отрицать некое реальное зерно в расска¬зе о призвании оснований нет, особенно если рассматривать этот рассказ в связи с реальной ситуацией в IX в. в Восточной Европе.
Итак, значительная часть восточных славян, включая и полян, была подчинена хазарам. Зависимость от последних была отнюдь не номиналь¬ной: каганат умел собирать дань и деньгами (шелагами, т.е. дирхемами) и пушниной. Более того, из летописи видно, что такая дань была хорошо отрегулирована — например, с вятичей брали по шелагу с рала, т.е. с сохи. Несомненно, хазары переняли и успешно внедрили в своей держа¬ве многовековой опыт сбора налогов в странах Передней и Средней Азии.
Подчинив своему контролю полян, радимичей, северян и вятичей, ха¬зары тем самым держали в своих руках большую часть торгового пути из Европы на Восток. Однако самая северная оконечность этого пути — земли словен ильменских и кривичей — хазарам подвластны не были. Вместе с тем, закрепившись в указанных восточнославянских областях и в Волжской Булгарии, хазары могли претендовать и на более северные об¬ласти. Если учитывать это обстоятельство, то нет ничего удивительного в том, что словене и некоторые финские племена севера пригласили ка¬ких-то варяжских конунгов с их дружинами. Таким образом, в предании о Рюрике и братьях гораздо больше реального, чем в сказании о Кие и его братьях. Одним словом, общая канва событий в Восточной Европе, отра¬женная в ПВЛ и Новгородской летописи, сомнений не вызывает. Иное дело хронология и конкретика этих событий.
Время викингов в Европе — действительно эпохальное явление, затро¬нувшее почти весь континент и не только его (вспомним, что именно скандинавы открыли для Европы Америку). Эту эпоху следует приурочить к концу VIII - XI в., разумея под первой датой приблизительное начало походов скандинавов в страны Западной Европы, а под конечной — соз¬дание норманнского королевства в Сицилии.
В целом эпоха викингов изучена в настоящее время неплохо, но, к со¬жалению, из-за состояния источников это больше относится к деятельно¬сти скандинавов на западе, тогда как их активность на востоке, в пределах Прибалтики и особенно будущей России, известна гораздо хуже. Но име¬ются основания утверждать, что и походы скандинавов на восток начались
(23) ПСРЛ. Т. 1.С. 17; Т. 2. С. 12.
(24) ПСРЛ. Т. 1.С. 21; Т. 2. С. 15.
459
приблизительно в то же время, что и на запад, разница может быть в два-три десятка лет, т.е. о начале движения викингов в Восточную Европу можно говорить где-то в конце VIII в. (25). Однако, поскольку с Востоком имели дело в основном шведы, их деятельность в нашем главном источ¬нике — сагах — отражена слабо, так как скандинавские саги все западно¬го происхождения.
Другая общая черта — синтез общественного строя скандинавов и ме¬стного населения стран, куда они приходили во время своих походов. Норманны находились на стадии военной демократии, тогда как в Запад¬ной Европе существовали более развитые формы общественной и полити¬ческой жизни. А вот народы и племена Восточной Европы находились на той же стадии общественного развития, что и их северные соседи. Правда, часть славян пережила к тому времени свою «эпоху викингов», которая должна датироваться VI-VII вв. Но это вряд ли относится к большей части восточных славян, так как последние явились продуктом слияния праславян, двигавшихся в указанные столетия на восток, с более старым мест¬ным населением (иранцами, балтами и т.д.). Да и о восточном славянстве можно говорить, как это ныне принято, не ранее VIII в. (26). Поэтому пра¬вильнее утверждать, что славяне и скандинавы находились в VIII—IX вв. приблизительно на одном уровне социального развития. В этих условиях норманны, разумеется, не могли принести славянам ни более высокой культуры, ни государственности. Зато одностадийность развития способ¬ствовала более легкому общественному синтезу пришельцев и аборигенов (славян и финно-угров).
Главной же особенностью Восточной Европы той поры являлась зави¬симость значительной ее части от такого сильного государства, как Хаза-рия, и угроза подчинения этой державе также и северославянских и фин¬ских земель, находившихся на торговом пути с Востока в Прибалтику и вообще в Западную Европу. Именно это и побуждало общины Восточ¬ной Европы пригласить на условиях договора (русское ту— ряд, византий¬ское— пакт) предводителей варяжских дружин типа Рюрика, Аскольда, Дира и др.
Здесь уместно коснуться одной воистину «проклятой» для нашей исто¬рии проблемы — борьбы так называемых норманистов и антинорманистов. Если внимательно проследить споры этих двух течений, то легко увидеть, что главными вопросами для них были те, которые поднимал еще древний летописец начала XII в.: происхождение термина Русь и династии киевских князей. С точки зрения современной науки оба вопроса второ¬степенны. Тем не менее вокруг них сломано немало копий.
Думается, что в оценке дореволюционных Норманизма и антинорманизма был прав М.А.Алпатов, когда писал: «Борьба норманистов и антинорманистов в XIX в. была борьбой двух русских монархических концеп-
(25) Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985. С. 227.
(26) Седов В.В. Происхождение и ранняя история славян. М., 1979. С. 142.
460
ций» (27). Нельзя, однако, не отметить, что с точки зрения оценки двух отмеченных выше спорных вопросов норманистами являлись все видные русские историки (Н.М.Карамзин, С.М.Соловьев, В.О.Ключевский и др.), а их оппонентами были, как правило, посредственности типа Д.И.Иловай¬ского. К антинорманистам относилось и большинство украинских исто¬риков.
В 20-30-е годы вопросы Норманизма и антинорманизма уже не играли большой роли, хотя в ранней советской историографии существовали представители обоих направлений. В то же время осмысление сущности государства как общественного института, возникшего на определенной стадии развития, делало вопрос о происхождении династии второстепен¬ным, каким он, кстати, давно является для европейской исторической науки. Иначе, например, английские историки должны были бы ломать копья из-за принадлежности своих правящих династий, чего они не дела¬ют, хотя с 1066 г. в Англии не было ни одного английского по происхож¬дению правящего дома. Уже из этого следует, что борьба вокруг такого сюжета ничего общего с патриотизмом не имеет и является не более как реликтом средневековья. Тем не менее уже с 40-х годов и особенно в пе¬риод «борьбы с космополитизмом» в нашей исторической науке взяли верх именно «патриоты» такого толка. Но на позицию антинорманизма волей-неволей встали почти все советские историки; многие потому, что приклеиваемый в противном случае ярлык «норманиста» делал человека чуть ли не врагом народа.
Мне кажется, однако, что вся шумиха, поднятая в нашей историогра¬фии 40-х — первой половины 80-х годов вокруг данных сюжетов, не за¬служивает серьезного внимания, ибо она была лишь ширмой для выдви¬жения отдельных персоналий на научном поприще. По сути дела, настоя¬щих норманистов, т.е. тех, кто утверждал неспособность славян самим создать свое государство, давно нет. Поэтому странно читать заявление Рыбакова, будто бы видный датский ученый А.Стендер-Петерсен (1893— 1963 гг.), сетуя на крах старого Норманизма, задался целью создать некий неонорманизм (28). На самом деле, этот ученый (кстати, русский по матери), прекрасный знаток наших древностей, был не более норманистом, чем, например, Ключевский. Он действительно считал, что термин Русь север¬ного происхождения, как и династия киевских Рюриковичей. Но к этому выводу теперь, после того как кличка «норманист» перестала быть сино¬нимом чего-то антипатриотического, постепенно склоняется все большее число наших историков (29). Что же касается Стендер-Петерсена, то он на
(27) Алпатов М.А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII-XVII вв. М., 1973. С. 12.
(28) Рыбаков Б.А. Мир истории. С. 11-12.
(29) По вопросу о происхождении термина Русь см.: КБ. С. 291-326; Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Название «Русь» в этнокультурной истории Древнерусского государства //ВИ. 1989. №8.
461
самом деле писал о существовании у нас неоантинорманизма (30). Думается, разница здесь есть.
Попытаемся посмотреть на легенду о Рюрике и его братьях с точки зрения исторических реалий той эпохи. Древний наш летописец утвержда¬ет, что три брата-варяга, призванные словенами и финскими племенами севера, утвердились: Рюрик в Новгороде, Синеус на Белоозере, а Трувор в Изборске (31). Локализация любопытна, но не бесспорна, хотя бы потому, что Новгорода в IX в. еще не было, но, по-видимому, существовало посе¬ление на его месте или рядом с ним (32). Это, очевидно, город Слав восточ¬ных источников (33). Важнее, однако, другое. Упоминание Белоозера — свидетельство того, что пришлый скандинавский конунг обязался охра¬нять верховья Волги и выходы к Белому морю. Изборск же доказывает, что ту же цель Трувор ставил еще на одном подступе к Балтике.
Из летописи видно, что приход братьев был отнюдь не первым появле¬нием варяжских дружин на славянском Севере. Упоминание об этом по¬мещено под 862 г., когда прибыли три брата. Единственная предшест¬вующая дата — воцарение в Византии Михаила III (852 г.) (34) — неверна, так как этот император занял престол в 842 г. Поэтому можно предполо¬жить, учитывая неточность или просто систематическую ошибочность летописной хронологии IX в., что хронист на основании преданий и от¬части византийских источников знал о ранних приходах варягов в славян¬ские земли, но точно датировать их не мог. Вероятно, по этой же причине он сделал соправителями варягов Аскольда и Дира, хотя на деле, как это давно предположено (35), они скорее жили в разное время. Принимая во внимание все это, следует и появление Рюрика с братьями датировать приблизительно серединой IX в. или даже более ранним временем.
В то же время из иностранных источников мы узнаем о появлении русов (а это и были первоначально скандинавы) на славянском юге также в 30-х годах IX в. Здесь приходится опираться на знаменитое известие Вертинских анналов, сопоставимое с восточными сведениями о хакане русов и некоторыми данными Константина Багрянородного и других ви¬зантийских источников. Вертинские анналы представляют официальную
(30) Stender-Petersen A. Varaeger spersmalet // Viking. Oslo, 1959. Bd. 23. S. 51-53.
(31) ПСРЛ. f. 1. С 20; Т. 2. С. 14; НПЛ. С. 106.
(32) Лебедев Г.С. Эпоха. С. 217-219.
(33) Новосельцев А. П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI-IX вв. // Новосельцев АЛ. и др. Древнерусское государство и его международное зна¬чение. М., 1965. С. 416-417; [наст. изд. С. 264-323].
(34) ПСРЛ. Т. 1.С. 17; Т. 2. С. 12.
(35) Грушевський М.С. IcTopin. С. 408-410. Грушевский считал возможным рассмат¬ривать этих князей как потомков Кия, опираясь на Длугоша. Он полагал, что династия киевских князей, известных после Кия, состояла из Олега, Бравлина, Аскольда (правил между 860 и 867 гг.), Дира (до конца 80-х годов IX в.) и Олега (II). Упомянутый И.Нахаевский датирует правление Аскольда и Дира примерно 838-887 гг., а приблизи¬тельно с 879 г. он предполагает утверждение в Киеве Олега.
462
летопись сначала единого императора франков Людовика Благочестивого, а затем его сына Карла Лысого, короля западных франков (Франция). Часть, нас интересующая, написана Пруденцием, современником тех событий.
Рассказывая о посольстве византийского императора Феофила ко дво¬ру Людовика Благочестивого в 839 г., Пруденций отмечает: «Он также послал с ними (византийскими послами.—А.Н.) неких [людей], которые утверждали, что они являются народом, именуемым Рос, чей король, на¬зываемый (36) хаканус, послал их к нему [Феофилу], как они утверждают, дружбы ради... И он [Феофил] просил в упомянутом письме, чтобы они, если возможно по милости императора (Людовика.—А.Н.), получили разрешение и помощь безопасно возвернуться [на родину] через его им¬перию, потому что путь, по которому они пришли в Константинополь, проходил среди варварских, отличающихся жестокостью и беспримерной дикостью племен, и он не хотел бы, чтобы они, возвращаясь тем путем, подвергали себя возможным опасностям. [Однако] расследуя более тща¬тельно причину их прибытия, император выяснил, что они из народа свеонов и скорее являются лазутчиками в той стране [Византии] и в нашей [Франкском государстве], нежели искателями дружбы» (37).
Что послы хакана росов оказались шведами, нет никаких сомнений, ибо набеги норманнов на владения франков в первой половине IX в. сде¬лали скандинавов хорошо известными в Центральной и Западной Европе. Следовательно, первое датируемое известие о Руси отождествляет ее с норманнами. Главное для нас, однако, не признание этого факта. Гораздо важнее выяснить, откуда прибыли русы-шведы в Ингельгейм и почему они не могли вернуться на родину прежним путем. Ясно, что они приеха¬ли не из Швеции и вообще не из районов Северной Европы. Чтобы как-то разобраться в этом вопросе, необходимо привлечь некоторые византий¬ские и восточные свидетельства.
Из первых непосредственное отношение к данным событиям имеет сообщение Константина Багрянородного и некоторых поздних хронистов о построении греками по просьбе хазар крепости Саркел (Белая Вежа) на Дону. Константин рассказывает, что с просьбой о постройке Саркела к Феофилу обратились хакан и пех Хазарии (38). Император послал спафаро-
(36) Уточняю перевод М.Б.Свердлова (см.: Латиноязычные источники по истории Древней Руси. Л. 1989. С. 10-11), у которого прочитано: «по имени хакан». Именно такое осмысление текста вызвало еще в прошлом столетии попытки увидеть здесь не титул хакан, а скандинавское имя Хакон (см. там же. С. 13-14). В оригинале стоит «quos rex illorum chacanus vocabulo».
(37) Annales Bertiniani. Hannoverae. 1983. P. 19-20.
(38)КБ. С. 170-173. К сожалению, в указанном издании этого труда не проведены (в комментариях) параллели источников о построении Саркела. В очень общей форме этот вопрос рассмотрен и в комментариях Дженкинса (см.: Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio. Vol. II. 1965. P. 155). Сведения о построении Саркела есть у Продолжателя Феофана и Кедрина. Упоминание о миссии Петроны в первом из ука-
463
кандидата Петрону, и тот крепость построил. Сравнение источников дает основание утверждать, что это имело место где-то в 30-х годах IX в. Что же случилось в это время, если византийско-хазарские отношения, рас¬строившиеся еще во второй половине VIII в. (39), вновь не только укрепи¬лись, но и стали более тесными и дружественными?
Зная время прибытия русских послов в Ингельгейм и данные о по¬строении Саркела византийцами, можно прийти к определенным выводам, прежде всего о появлении именно в 30-х годах IX в. на западных границах Хазарии какого-то нового сильного и опасного противника. Им не явля¬лись венгры, поскольку они были союзниками хазар и с их благословения, теснимые своими восточными недругами печенегами, перешли Волгу и временно обосновались в области Леведия (между Доном и Днепром), тем самым став западным оплотом Хазарии. И опять-таки эта акция была вызвана возникшей где-то на западе новой политической силой. Раскопки Саркела, произведенные в свое время М.И.Артамоновым (ныне развалины этой крепости находятся на дне Цимлянского моря), доказали, что эта крепость тоже была воздвигнута против какого-то врага с запада (40).
Сопоставляя эти данные с рассказом Вертинских анналов, можно за¬ключить, что где-то на западных рубежах Хазарии в 30-х годах оформи¬лось угрожавшее каганату политическое объединение во главе с русами, правитель которого, вступая в борьбу с хазарами, решил принять высший титул в тогдашней Восточной Европе — хакана (41). Учитывая также извес¬тия древних русских летописей и принимая во внимание неточность их хронологии, можно заключить, что именно в 30-е годы и произошло утверждение Дира и Аскольда на земле полян в Киеве. Возникло еще одно русское княжество на просторах Восточной Европы. В том, что оно было не единственным, убеждает не только русская летопись, но и данные вос¬точных источников. Они крайне сложны и трудно датируемы.
Самое раннее известие (Ибн Хордадбеха) лишь упоминает о русских купцах, приезжавших из отдаленных частей земли славян. У другого гео¬графа — Ибн ал-Факиха, писавшего в самом начале X в., купцы названы просто славянскими (42). В этом нет ничего удивительного, так как означен¬ные торговцы отправлялись из славянских земель и в их числе были люди разных национальностей. Кроме того, имеется рассказ группы арабских
занных источников — перед сообщением о походе на арабов в 837 г., а у Кедрина под 834 г. — позволяет заключить, что это происходило в 30-х годах IX в. и до посольства Феофана к Людовику Благочестивому, о котором пишет Пруденций.
(39) Об отпадении от империи Абхазского княжества с помощью хазар см.: Очерки истории Грузии. Тбилиси, 1988. Т. II. С. 281.
(40) Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962. С. 299-300.
(41) В свое время я предположил, что хакан русов властвовал на севере (Ново¬сельцев А.П. Восточные источники. С. 406-407; [наст. изд. С. 311-312]). Ныне на сей счет у меня серьезные сомнения.
(42) Там же. С. 384-385; [наст. изд. С. 291-292].
464
источников, восходящий к IX в. (самая ранняя редакция у автора первых лет X в. Ибн Русте), об «острове русов» и хакане русов.
Дискуссия об этом острове имеет давнюю историю. Вроде бы наиболее логично видеть в нем именно северную Русь (43). Но не исключено, что здесь смешаны оба тогдашних центра русов — южный и северный — и речь идет о времени, когда варяги (то, что они варяги, видно из имен (44) Ас-кольд и Дир не порвали с севером. Можно предположить, что по крайней мере один из них отправился на юг до Рюрика, а уже позднейший летопи¬сец приурочил его поход (он имел на сей счет лишь какие-то предания) ко времени Рюрика. Ведь та же летопись отмечает, что варяги правили в Новгороде и до Рюрика, но были изгнаны (45). Словом, здесь обширный материал для размышлений. Однако искать «остров русов» в Тмутаракани или в устье Дуная никаких оснований нет.
В связи с этим следует обратить внимание на некоторые пассажи древ¬них русских летописей. С одной стороны, в них начало земли русской связывается с Киевом (46), а с другой — столь же четко происхождение на¬звания Русь увязано с севером (47). В ПВЛ хронология событий начинается с утверждения на византийском престоле Михаила III, в Новгородской же летописи о Михаиле сказано вскользь после киевской легенды о Кие и братьях. Надо не исправлять летопись, а просто попытаться взглянуть на прошлое глазами летописца XI — начала XII в. Центром державы был Киев, и, естественно, начало державе хронист должен был искать именно в киевской истории, зная в то же время, что название Русь и династия, правившая в Киеве, были северного происхождения.
Привлекая восточные материалы, можно расширить географический диапазон Руси. Речь идет о знаменитом рассказе о трех «видах» русов. Арабские географы первой половины X в., использовавшие данные IX в., называли три таких «вида» {сшф, персидское горух) русов: Куяву, Славу и Арсу. Под первыми из них подавляющее большинство исследователей видят Киев либо центр на месте (или рядом) с будущим Новгородом. Под Арсой, мне кажется, надо усматривать именно Ростов-Белоозеро, по¬скольку это согласуется с рассказом русской летописи о Рюрике и его братьях. Попытки усмотреть в Славе Переяславль, а в Арсе Родню (48) несо¬стоятельны уже потому, что в IX в. этих городов просто не существовало (49).
(43) Там же. С. 397^03; [наст. изд. С. 303-309].
(44) Stender-Petersen A. Varangica. Aarhus, 1953. P. 207.
(45) ПСРЛ. Т. 1. С. 19; Т. 2. С. 12; НПЛ. С. 106.
(46) ПСРЛ. Т. 1. С. 1, 8-10; Т. 2. С. 1, 7-8; Т. 38. М., 1989 (Радзивилловская лето¬пись). С. 13. Однако в новгородской летописи (С. 103) на первое место поставлена «Новгородская волость». В этом плане есть отличия и в ранних вариантах ПВЛ. На¬пример, в Радзивилловской летописи, в отличие от Ипатьевской, в начале нет извест¬ного подзаголовка «Кто первым стал княжить в Киеве».
(47) ПСРЛ. Т. 1. С. 17-23; Т. 2. С. 12-17; Т. 38. С. 15-17; НПЛ. С. 105-107.
(48) Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XI—XIII вв. М, 1982. С. 235.
(49) Древняя Русь. Город, замок, село. М., 1985. С. 58-59, 69.
465
Итак, в IX в., по-видимому, сложилось несколько русских (с точки зре¬ния правящей династии и ее ближайшего окружения — дружины) цен¬тров: Киев, земля словен ильменских и соседних финнов, Ростов-Белоозеро и, возможно, Полоцк (50). Наиболее важными из них были Киев и зем¬ля словен ильменских. Последняя была сильна именно своими связями со Скандинавией, откуда постоянно получала военную помощь. Известно, что князья, правившие в Новгороде, пользовались такой помощью и позже (примеры — Владимир и Ярослав Мудрый). С другой стороны, Южная Русь, как мы ее можем называть, а точнее земля полян, имела свои пре¬имущества. И они заключались вовсе не в производстве зерна и торговле этим продуктом, как иногда полагают. У нас просто нет данных о широ¬ком экспорте зерна, да еще из в общем-то не очень благоприятной для его производства, географически небольшой Полянской земли, в IX в.
Когда об этом пишут, то опираются на известия более древних времен (скифское или черняховское), но и тогда речь должна идти не о районе Полянской земли, а о более южных или юго-западных местностях. В IX в. параллельно с построением Саркела сюда были двинуты хазарами мадьяр¬ские племена, обосновавшиеся лет на 50 в области Ателькюза (древне-венгерское Междуречье) — между Днепром и Днестром. Очевидно, именно занятие этой области венграми стало причиной того, что русское посольство в Константинополь не могло вернуться обратно через эти районы и выну¬ждено было отправиться в пределы Франкского государства, чтобы затем добраться до своей земли через области своих сородичей-скандинавов.
Итак, главным врагом утвердившихся в Киеве скандинавских князей были хазары. Дир или Аскольд освободились от хазарской зависимости и, очевидно, пытались использовать существовавшие уже со второй полови¬ны VIII в. плохие византийско-хазарские отношения, направив посольство в Константинополь. Однако если принимать на веру известия житий Стефана Сурожского и других о походах русов на византийские владения в начале IX в. (?), то в Византии должны были опасаться новой политиче¬ской силы. Эти опасения в конечном счете перевесили, и греки построили хазарам Саркел.
Очевидно, это привело к обострению византийско-киевских отноше¬ний. К сожалению, фактов об этом нет, и в нашем распоряжении есть лишь известие о походе 860 г. на Константинополь, которое летопись связывает с Аскольдом и Диром. В то же время некоторые данные позд¬них хроник говорят о том, что киевские князья развернули борьбу не только с хазарами, но и за присоединение других восточнославянских
(50) С Полоцком ситуация во многом неясна. ПВЛ сообщает, что Рюрик по смерти братьев отдал Полоцк, Ростов и Белоозеро своим мужам (ПСРЛ. Т. I. С. 20). Затем известия о Полоцке есть в договоре Олега (там же. С. 31), и уже в 70-х годах X в. в этом городе правил Рогволод (судя по имени — варяг). Поэтому можно предположить, что область западных кривичей с Полоцком то попадала под власть Киева, то станови¬лась самостоятельной. Не случайно Полоцк выделился раньше других земель, сразу после смерти Владимира, который посадил туда внука Рогволода Изяслава.
466
Земель (51). Одновременно они, кажется, воевали и с союзниками хазар венг¬рами. О таких войнах говорится и в арабских источниках, и в поздней венгерской летописи, основанной на преданиях.
Престиж южнорусского объединения был, очевидно, велик, если со¬гласиться с тем, что именно к Киеву относится упоминание ал-Йакуби о посольстве санарийцев к сахиб ас-сакалиба в начале 50-х годов IX в. (52). В то же время В.Н.Татищев пишет о возникшем конфликте между южны¬ми русскими князьями и северными (упоминание о бегстве мужей от Рю¬рика на юг (53)). Это было уже не на пользу южным князьям, для которых север и в ту пору и много позже служил как бы источником дополнитель¬ной военной силы.
Возможно, именно с таким конфликтом связано принятие какой-то ча¬стью русов христианства из Византии вскоре после похода 860 г. Об этом упоминает патриарх Фотий (54), и ему следует доверять, чего нельзя сказать о более поздних источниках, вроде тенденциозной биографии Василия I Македонянина. Южные князья из-за назревавшего конфликта с Севером могли пойти на еще одну попытку установить союз с Византией — ценой принятия христианства. Но это вряд ли могло быть в ту пору поддержано княжеской дружиной, в которой преобладали скандинавы, да и местной языческой киевской знатью — другой опорой поляно-русских князей.
Экономическая ситуация IX в., когда начал формироваться «путь из варяг в греки», требовала объединения всех территорий вдоль него. Возникает вопрос о причинах возникновения этого пути. Думается, это объясняется двумя обстоятельствами: господством Хазарии на более ста¬ром пути (по Волге к Балтике) и начавшимся экономическим и политиче¬ским подъемом Византии при Македонской династии. Объединение было выгодно и для восточнославянских земель.
Чтобы разобраться в этом, необходимо коснуться специфики экономи¬ки докапиталистических обществ, которая коренным образом отличается от хозяйства нового и новейшего времени. Для докапиталистических формаций характерно лишь начальное отделение ремесла и торговли от сельской экономики. Это отделение уже само по себе — важнейший пере¬ворот в истории человечества, и олицетворяется оно в городах как симво¬лах новых социально-экономических отношений. Но были ли у восточных славян в IX в. города? Судя по этимологии этого слова (собственно «огороженное место»), несомненно, были. Однако в социально-эконо¬мическом плане, как показывают новейшие исследования, о городах до X в. на Руси говорить трудно (55).
(51) Сведения об этом содержатся преимущественно в поздних летописях или у Татищева. Это не плод измышлений, так как о войнах южных князей с древлянами и уличами пишет и Новгородская летопись (с. 106).
(52) Новосельцев АЛ. Восточные источники. С. 371-372; [наст. изд. С. 278-279].
(53) Татищев В.Н. История Российская. М; Л., 1964. Т. IV. С. 113.
(54) PG. Р., 1900. Vol. 102. Р. 735-738.
(55) Древняя Русь. Город, замок, село. С. 39-104.
467
То, что именовалось городом, было резиденцией правителей и их дру¬жин или просто купеческими факториями на больших торговых путях. Пример последних — Гнездово около Смоленска или Сарское городище возле Ростова. Иногда (как в случае с Киевом) оба эти момента совпадали, и возникал настоящий город в социальном смысле. А вот Гнездово и Сар¬ское городище были покинуты после того, как исчерпали свои функции, которые перешли к настоящим городам (Смоленску и т.п.). Кстати, имен¬но город явился основой формирования территориального деления взамен племенного.
А раз у восточных славян в IX в. отделения города от села еще не про¬изошло, вряд ли можно говорить о существовании у них в ту пору классо¬вого общества и государства в подлинном смысле этого слова. Можно говорить о предпосылках государства, результатом чего и были те поли¬тические формирования, о которых упоминается в ПВЛ. Летописец назы¬вает области, в которых были свои княжения. Это поляне, словене ильменские, древляне, дреговичи, полочане. Нет княжений у северян, ради¬мичей и вятичей, зависимых от хазар. Отсутствуют таковые и у западных «племен» (волынян, хорватов и др.), очевидно в силу зависимости их от западнославянских политических объединений (Великой Моравии, позже Чехии и Польши).
Но следует отметить и еще одну форму разделения труда, присущую раннеклассовым и даже, кажется, доклассовым обществам. Ее правильнее назвать географической, и она была полностью обусловлена спецификой производства той или иной страны или региона (56). Например, еще в глубо¬кой древности, когда возникло производство бронзы, олово для этого поставлялось из очень немногих, порою отдаленных регионов земли, где оно имелось (месторождения олова крайне ограниченны); или лазурит и бирюза, которые привозились с территории современного Афганистана в древние Шумер и Элам, и т.д.
С этой точки зрения Восточная Европа, в том числе и славяне, уже в VIII—IX вв. специализировались на конкретной, весьма специфической группе товаров (пушнина, рыба, воск, мед и др.), которые были очень ходовыми в наиболее развитых обществах той эпохи (Халифате, Визан¬тии). Чтобы собрать эти товары, нужна была определенная «организация труда», осуществляемая через местных правителей и их дружины. Собрать эти товары было, может быть, и просто, а вот отвезти и реализовать их на рынках Востока или Византии было гораздо сложнее, учитывая конкурен¬цию хазар и северопричерноморских кочевников (сначала венгров, а по¬том печенегов). Этот фактор сыграл в объединении восточнославянских (и иных) земель Восточной Европы куда большую роль, нежели развитие зернового хозяйства или только возникающего городского ремесла.
(56) Роль географического фактора для Древней Руси отстаивали все крупнейшие до¬революционные историки (С.М.Соловьев, В.О.Ключевский и др.). Позже советские историки практически от этого отказались, хотя, например, основоположники мар¬ксизма придавали географической среде, природным условиям огромное значение.
468
Зачинщиками объединения прежде всего земель вдоль главных тран¬зитных торговых путей (а из них во второй половине IX в. все более воз¬растала роль «пути из варяг в греки») стали два важнейших восточносла¬вянских центра — Полянский (киевский) и северный (Слава—Новгород). Из них более сильным оказался в ту пору второй. Реальное же осуществ¬ление такого объединения выпало на долю Олега. То, что он был сканди¬нав, доказывается и его именем и сведениями летописи. Правда, послед¬няя дает уже славянизированную форму скандинавского имени Хелги (Святой), но оригинальная форма этого имени сохранилась в Кембридж¬ском документе (57). Женским эквивалентом этого же имени было сканди¬навское Хелга, славянизированная форма — Ольга. И здесь любопытно, что Константин Багрянородный дает опять-таки изначальную форму этого имени — Хельга (58).
Однако летописец XI — начала XII в., имея в своем распоряжении тек¬сты (в древнерусском переводе?) договоров Олега с греками, в остальном зависел от преданий, сохранявшихся, очевидно, среди древнерусской зна¬ти, особенно потомков варягов, пришедших некогда с Олегом в Киев. Из таковых наиболее известно потомство Свенельда, сподвижника сле¬дующего после Олега киевского князя Игоря, а затем воеводы и советника Святослава. Были, по-видимому, и другие знатные фамилии, генетически связанные с соратниками Олега. Но предания есть предания, были их раз¬ные варианты. Потому и в летописях Олег то называется князем (59), то выдается за воеводу, опекуна малолетнего Игоря (60). Здесь с летописной хронологией опять не все в порядке. ПВЛ называет 879 год как дату смер¬ти Рюрика и утверждения Олега (61). Сын Рюрика Игорь называется мало¬летним, следовательно, он должен был родиться до 879 г. (62). Погиб Игорь по той же летописи в 945 г., оставив опять-таки малолетнего сына Свято¬слава.
Описание Святослава Львом Диаконом, а также наличие у этого князя накануне смерти трех взрослых сыновей противоречат этим данным. Так что, очевидно, ближе к истине сведения Татищева, согласно которым Святослав родился в 920 г. (63). Но это могло случиться и раньше, поскольку почти все летописные варианты отмечают 903 год как год возмужания Игоря и женитьбы его на Ольге. Сопоставляя это с недочетами летопис¬ной хронологии для IX в., следует признать, что Олег стал правителем не в 879 г., а раньше, когда — сказать трудно. Летопись (ПВЛ) также сооб-
(57) Golb N.. Pritsak О. Khazarian Hebrew Documents. P. 114-119.
(58) Corpus scriptorum historiae Byzantinae. Bonn, 1829. Vol. I. P. 594-598.
(59) ПСРЛ. Т. 1.С. 33; Т. 2. С. 23.
(60) НПЛ. С. 107.
(61) ПСРЛ.Т. 1.С. 22; Т. 2. С. 16.
(62) Кстати, если полагаться на ПВЛ, то Игорю при рождении Святослава было более 60 лет, а Ольге — около того!
(63) Татищев В.Н. История. Т. IV. С. 119.
469
щает, что Олег был родственником Рюрика и Игоря, не уточняя, в каком свойстве (64).
Любопытно, что в ПВЛ Олег — князь, а Игорь даже после своего воз¬мужания (в 908 г.) «хожаша по Олзе и слушаша» (65), тогда как по Новгород¬ской летописи он — воевода Игоря. Убийство Аскольда и Дира ПВЛ целиком связывает с Олегом, так как Игорь был мал и лежал в ладье, от¬куда его извлекли, дабы показать незаконным киевским правителям ис¬тинного князя. А Новгородская летопись и здесь на первое место ставит Игоря, который и обращается к киевским правителям со словами, что они не княжеского рода, а истинный князь он, Игорь (66).
Перед нами два варианта предания: одно — киевское (в ПВЛ), дру¬гое — новгородское. Но почему же именно последнее всячески старается показать активную роль Игоря в событиях, связанных с убийством Ас¬кольда и Дира? Думается, это связано с тем, что новгородский летописец в силу каких-то причин хотел более явственно подчеркнуть роль Игоря, предка всех русских князей XI-XII вв., тогда как Олег, хотя и был из того же рода, но предком правящей династии не являлся. Киевский же летопи¬сец излагал версию, почерпнутую из преданий в семьях каких-то спод¬вижников Олега, и потому более рельефно обрисовывал его роль. К тому же киевский летописец не только знал, но и привел тексты договоров с Византией, в которых Олег назван великим князем русским (67). Очевидно, более правильной была киевская версия, и Олег до своей смерти был вели¬ким князем, а Игорь после своего возмужания мог быть его соправителем.
Итак, есть все основания считать, что правителем северных русских областей был в 70-х годах IX в. именно Олег и он же стал инициатором войны с югом, которая датируется летописью 882 г., но на самом деле могла иметь место и раньше. Для этой войны Олег собрал, согласно лето¬писи, много варягов, чуди, словен, мерю и всех кривичей (68). Последнее особенно любопытно, так как позволяет утверждать, что огромное «племя» кривичей, обитавшее в восточной части нынешней Белоруссии, Смолен¬ской области и некоторых других районах, было уже подвластно Олегу, т.е. ему подчинялся весь север. Правда, затем отмечается захват Смолен¬ска, центра восточных кривичей, что может быть свидетельством того, что этот пункт прежде был подчинен киевским князьям. Летопись, упоминая всех кривичей, тем не менее молчит о Полоцке, центре западных кри¬вичей.
Полоцк упоминается ПВЛ в числе славянских земель, имевших свое княжение, из чего можно сделать вывод о периодической самостоятельно-
(64) ПСРЛ. Т. 1.С. 22; Т. 2. С. 116.
(65) ПСРЛ. Т. 1. С. 29; Т. 2. С. 20-21.
(66) НПЛ. С. 107.
(67) ПСРЛ. Т. 1.С. 33; Т. 2. С. 23.
(68) ПСРЛ. Т. 1. С. 22, 23; Т. 2. С. 16. В Ипатьевской летописи, возможно, речь идет о веси - финском племени. В Радзивилловской летописи текст идентичен Лаврентьев-скому списку (ПСРЛ. Т. 38. С. 17).
470
сти Полоцкой земли в IX и X вв. до времени Владимира. К тому же лето¬писец порой пишет о всех кривичах, а иногда отдельно выделяет полочан. Поэтому упоминание кривичей в составе ополчений Олега и Игоря во время походов на Византию может относиться и ко всем кривичам, и только к их восточной части. К тому же Полоцк, строго говоря, лежал в стороне от «пути из варяг в греки», а Олег прежде всего ставил цель под¬чинить области по этой важнейшей магистрали. Именно поэтому, посадив своего «мужа» как наместника в Смоленске (или Гнездове?), Олег так же поступил с другим важным пунктом на этом пути — Любечем, после чего и направился к Киеву.
Вся канва летописного рассказа свидетельствует о том, что поход про¬ходил по возможности быстро, с тем чтобы Киев был захвачен врасплох. Очевидно, северный князь не хотел сражения, поэтому и прибег к хитро¬сти, заявив, что он и его спутники (большая часть которых либо спрята¬лась в ладьях, либо отстала от передового отряда) едут в Константино¬поль. В этом рассказе многое трудно объяснить. В Киеве не могли не знать о том, что произошло с более северными градами (Смоленском и Любечем), но в то же время, учитывая силу северян, также не хотели во¬енного столкновения, а потому и сделали вид, что верят в версию о дви¬жении Олега («в греки»). По всей видимости, киевские князья просто со¬гласились на переговоры, во время которых они (или один князь?) и были убиты. Память об Аскольде и Дире сохранилась в Киеве и в XI-XII вв., тогда еще знали места их захоронения.
Здесь коснемся еще раз вопроса, являлись ли Аскольд и Дир современ¬никами. Летопись упорно их делает таковыми. Если так, то у них были и предшественники (или предшественник) в 30-х годах IX в. Но очень резонны сомнения многих ученых в подлинности этого рассказа летописи. К сожалению, мы можем здесь привлечь лишь одно крайне сложное из¬вестие, содержащееся в труде арабского энциклопедиста ал-Масуди в рассказе о славянах и их племенах. Этот рассказ сложен по своему соста¬ву. Именно там содержится известие о «валинана» и их царе Маджаке. Прежде в нем видели правителя какого-то древнего объединения славян в Прикарпатье (69). Затем стали относить это сообщение к поморским славя¬нам и городу Волину. Я прежде склонен был согласиться с последним, но ныне думаю, что оно весьма сомнительно по той причине, что в IX в. Во¬лина еще просто не существовало.
Между тем ал-Масуди сведения о славянах черпал в основном из несохранившегося до наших дней труда ал-Джарми. Об этом авторе известно, что он находился в византийском плену и был освобожден в сентябре 845 г., после чего написал специальный труд о Византии (70) и ее соседях. Трудность состоит в том, что ал-Масуди наряду с трудом ал-Джарми ис¬пользовал и другие материалы, которые вычленить практически невоз-
(69) См., например: Ключевский В.О. Сочинения. Т. 1. С. 123.
(70) Мас'уди. Танбих. С. 190-191.
471
можно. Известен и другой арабский автор, побывавший в византийском плену уже около 900 г., — Харун ибн Йахья (71). Ал-Масуди мог использо¬вать и его материалы. Поэтому можно предположить, что сведения араб¬ского энциклопедиста восходят именно к этим источникам и должны да¬тироваться IX в. Это очень важное обстоятельство, поскольку иные ис¬точники о славянах (через посредство Византии) у арабов первой полови¬ны X в. нам неизвестны.
Обратимся к рассказу ал-Масуди. Как уже сказано, он весьма сложен по составу. Тем не менее, мне кажется, в нем кроме рассказа о Валинана и Маджаке можно выделить два основных сюжета. Во-первых, данные, относящиеся частично к западным славянам, частично к германцам, кото¬рых арабский ученый причислил к славянам (намчин, саксин и др.) (72). Во-вторых, сведения о двух славянских царях, которые были современны источникам ал-Масуди. Имя первого из них (скорее всего в смысле близо¬сти к источнику информации, т.е. Византии) читается как ал-Дир; «ал» здесь арабский определенный артикль, и вполне возможно, как это давно сделано, видеть в этом царе и нашего летописного Дира. Речь здесь идет не о западных славянах, это доказывается тем, что в столицу его с различ¬ными товарами приезжают мусульманские купцы.
Но следует обратить внимание на другого упомянутого ал-Масуди сла¬вянского царя. Имя его в рукописях искажено, но по одному из вариантов может быть прочтено как ал-Олванг, что очень напоминает имя Олег. Это, конечно, гипотеза, но, думается, и она имеет право на существование. Любопытно, что об этом царе пишет ал-Масуди: «Вслед за ним (Диром. — А.Н.) следует царь ал-Олванг, у которого много владений, обширные строения, большое войско и обильное военное снаряжение. Он воюет с Румом, франками, лангобардами и другими народами. Войны между ними ведутся с переменным успехом. За этим царем следует из стран славян царь турок, а это вид славян наиболее красивый, наибольший числом и силой» (73). Под турками (ср. данные Константина Багрянородного), оче¬видно, надо понимать венгров, которые были восточными и южными соседями восточных славян до прихода печенегов.
Учитывая эти обстоятельства, известие ал-Масуди можно датировать 40-80-ми годами IX в. и высказывать предположение, что здесь речь идет о двух восточнославянских княжествах — южном (Дира) и северном (Олега) накануне их столкновения. Это опять-таки гипотеза, однако при скудости известий о IX в. пренебрегать ею не следует.
Но вернемся к главному источнику — русским летописям. Согласно ПВЛ, Олег, захватив Киев, сделал его столицей («матерью городов Рус¬ских»), и на то были веские причины. Если север давал военную силу, столь необходимую ранним русским князьям, то положение Киева на юж-
(71) Крачковский. Литература. С. 132.
(72) Маc’уди. Мурудж. Т. III. С. 63.
(73) Там же. С. 64; Т. II. С. 144.
472
ной оконечности «пути из варяг в греки» да еще рядом с ответвлениями на Волгу и Дон было особенно значимым. Именно это и явилось главной причиной, что Киев стал столицей возникшего тогда Древнерусского или Киевского государства. Ранее о последнем говорить трудно, так как и северное, и южное объединения IX в., равно как и прочие восточносла¬вянские политические образования той поры, могут рассматриваться только как предшественники Древнерусского государства, поскольку по¬следнее и возникло лишь в результате политической деятельности Олега, объединившего прежде всего земли вдоль «пути из варяг в греки», но сразу же (по летописи, буквально в последующие годы) принявшегося присоединять и другие восточнославянские территории.
Из них первыми были, по летописи, покорены древляне — западные соседи полян. А затем последовала первая русско-хазарская война. Лето¬пись ее так не называет; в ней просто отмечено, что в 884 и 885 гг. Олег ходил на северян и радимичей, освободил их от власти хазар и наложил на них дань. При этом отмечается, что с северянами Олег воевал, а радимичи вроде бы были подчинены без войны (74). Трудно предположить, что подчи¬нение северян и радимичей, до того плативших дань хазарам, обошлось без борьбы. Скорее всего столкновение имело место, и в него оказались вовлечены и другие политические силы Восточной Европы и даже Завол¬жья. На стороне хазар, очевидно, действовали венгры, тогда как союзни¬ками русов стали давние враги хазар и венгров — заволжские печенеги.
Это подтверждается косвенными данными. Рассказ Константина Баг¬рянородного о венграх доказывает верность их хазарам вплоть до пораже¬ния в войне с печенегами, которое, согласно Регинону, имело место в 889 г. Летопись датирует подчинение северян и радимичей Киеву 884 и 885 гг., и с этими датами можно согласиться, так как Регинон отмечает время изгнания венгров печенегами из южных степей и уход их в Панно-нию, чему должны были предшествовать годы борьбы. О печенегах наша летопись загадочно молчит и лишь под 915 г. отмечает их первый поход на Русскую землю. Это является свидетельством того, что прежде печене¬ги не были врагами Руси, а скорее всего являлись союзниками Олега. Это подтверждается и сведениями Ибн Хаукаля, географа, писавшего в 60-70-х годах X в., но обработавшего более ранние труды ал-Балхи и ал-Истахри. Ибн Хаукаль называет печенегов «силой и союзниками русов» (75), чего не было в X в., но вполне относимо к IX в.
Следовательно, есть основания утверждать, что в результате борьбы двух союзных сил (русы — печенеги, хазары — венгры) (76) на протяжении 80-х годов IX в. в политической географии Восточной Европы произошли существенные изменения. Оформилось раннее Древнерусское государст-
(74) ПСРЛ. Т. 1.С. 24; Т. 2. С. 17.
(75) Ибн Хаукаль /Крамере. Р. 15.
(76) По ПВЛ, венгры прошли мимо Киева в 898 г., т.е. опять почти 10 лет спустя после их ухода в Паннонию.
473
во, в состав которого вошли восточнославянские и неславянские области вдоль «пути из варяг в греки» и его ответвлений. Венгры были вытеснены на запад, и южные степи заняли печенеги. Произошло дальнейшее ослаб¬ление Хазарии.
Надо обратить внимание на очень важное обстоятельство. По летопи¬си, Олег, утвердившись в Киеве, сначала подчинил древлян. Эта часть восточных славян упорно сопротивлялась Киеву (77). Известно, что древлян пришлось вторично покорять Игорю (78), и окончательно они лишились независимости только в результате известных акций княгини Ольги. Лето¬пись упоминает о войнах Олега с уличами и тиверцами, сидевшими по Днестру и Южному Бугу. Возможно, эти славяне были союзниками венг¬ров и хазар, а потому унаследовали вражду к пришедшим печенегам. Согласно Новгородской летописи, уличей подчинил Игорь в 40-х годах X в., а воевода Свенельд взял их град Пересечен (79). В то же время именно печенеги в X в. опустошили земли уличей и тиверцев, в результате чего эти два «племени» сошли с арены истории.
Еще важнее констатировать тот факт, что самые юго-западные славян¬ские «племена» (волыняне и белые хорваты) вошли в состав Древнерус¬ского государства очень поздно, лишь при Владимире. Это объяснялось и ролью в этих районах западнославянских государств (Чехии и Польши), и, очевидно, сильным сопротивлением Киеву. Уже это противоречит точ¬ке зрения, объявляющей украинским Древнерусское государство. Боль¬шинство будущих украинских земель (начиная с древлян) подчинялось Киеву медленно и трудно. В то же время будущие великорусские области (Новгород, Смоленск и др.) явились частью Древнерусского государства фактически изначально. Вопрос о формировании древнерусской народно¬сти как общего предка великорусской, украинской и белорусской, мне думается, нуждается ныне в новом специальном исследовании. В IX-X вв., как явствует из источников, Русью назывались изначальные терри¬тории государства, прежде всего Киев и Новгород. Не случайно Констан¬тин Багрянородный отмечает (40-е годы X в.) внешнюю Русь (Новгород), и это свидетельство современника (80) опровергает тех, кто утверждает, буд¬то Новгород в ту пору Русью не назывался.
Посмотрим теперь на державу Олега, ее пределы и структуру. Очевид¬но, Олегу подчинялись поляне, северяне, радимичи, древляне, восточные кривичи, словене ильменские и некоторые финские племена. Вероятно, в какую-то зависимость от Киева попали дреговичи, западные кривичи и, возможно на время, уличи и тиверцы. Вятичи пребывали под властью хазар, а юго-западные «племена», вероятно, находились под опекой Чехии или Польши.
(77) Согласно ПВЛ (ПСРЛ. Т. 1. С. 16; Т. 2. С. 12), древляне некогда «обижали»
полян.
(78) ПСРЛ. Т. 1. С. 42; Т. 2. С. 31-32.
(79) НПЛ. С. 109.
(80) КБ. С. 44-45.
474
Мне уже приходилось писать, что ранее Древнерусское государство представляло собой федерацию княжеств, возглавляемую великим князем киевским или хаканом (81). Отношения между Киевом и другими землями регулировались договорами (русское «ряд», греческое «пакт», отчего Кон¬стантин Багрянородный именует большинство славян «пактиотами Киева»). Этими же договорами определялось право великого князя на полюдье — основной источник благосостояния ранних киевских князей и их дружины (руси). Но, очевидно, не все области находились в одинаковом положении. Выделяется Новгород, в котором, как в городе, откуда происходила кня¬жеская династия, сидел, по-видимому, наследник великого князя или его ближайший родственник. Впервые точные указания на сей счет дает опять-таки Константин Багрянородный, отмечающий, что Новгородом правил сын Игоря Святослав (82).
Видимо, особое положение кроме Киева занимали центр Северской земли Чернигов и Переяславль. Область Переяславля была районом полянской и северянской колонизации. Очевидно, она вошла в состав Руси также в результате войны Олега с хазарами. Упоминание Чернигова и Переяславля в договоре Олега с греками после Киева подчеркивает роль этих городов, хотя и не очень проясняет их статус. Возможно, речь идет о городах, непосредственно подчиненных великому князю, но в таком положении оказывается по тому же документу, например, Полоцк. Кроме того, в летописи есть рассказ об основании Переяславля в 992 г. (83). Археологически город для начала X в., кажется, также не выявлен (84).
Объединив под своей властью земли вдоль «пути из варяг в греки», Олег вовлекается в сложные отношения с Византией, не оставляя в забве¬нии и более старый торговый путь на Восток через Хазарию. Проблемы русско-византийских и русско-хазарских отношений времени Олега изу¬чены достаточно хорошо, хотя отдельные вопросы имеются. Несомненно, знаменитый поход на Константинополь и последующие договоры были прямым продолжением политики предшественников Олега в Киеве. Глав¬ная их цель — обеспечить выгодные условия торговли или, точнее, сбыта результатов полюдья в столице Византии. Тексты договоров это полно¬стью подтверждают. Однако именно поход Олега и его договоры как следствие этого успешного мероприятия были в истории Древней Руси уникальными. Поход 860 г., как известно, закончился гибелью русского флота. Таков же исход и мероприятий 40-х годов в правление Игоря, хотя заключенные тогда договоры были небезвыгодны для Руси. А поход Олега был, судя по данным летописи, победоносным. Правда, прямых указаний о нем в других источниках нет. Однако упоминание русов в ряде докумен-
(81) Новосельцев АЛ. Принятие христианства Древнерусским государством как зако¬номерное явление эпохи // ИСССР. 1988. № 4. С. 97-122.
(82) КБ. С. 44-45.
(83) ПСРЛ. Т. 1. С. 122-124; Т. 2. С. 106-108.
(84) Древняя Русь. Город, замок, село. С. 59.
475
тов времени Льва VI (886-912), кажется, является прямым следствием русско-византийских отношений того времени.
Сложнее обстоит дело с походом (или походами?) на восток. О них по¬вествуют только восточные авторы. Один из них, прикаспийский историк XIII в. Ибн Исфендийар, рассказывая о походе русов, датируемом им 909 г., замечает, что до этого русы появлялись на Каспии прежде, а имен¬но в правление местного прикаспийского князька Хасана ибн Зайда (864-884) (85). Однако современник большого похода, вероятно тождественного описанному Ибн Исфендийаром, ал-Масуди (86), собиравший свои сведения в Прикаспии, отмечал, что до этого русы в данном районе не появлялись. Исключать какой-то локальный набег в 60-80-х годах IX в. русов на Абес-гун полностью, конечно, нельзя, но если он имел место, то происходил еще до Олега.
Уже давно высказана точка зрения, что договоры Олега (а затем Иго¬ря) с Византией преследовали не только коммерческие, но и политические цели, с той лишь разницей, что последние выдвигались по инициативе империи. Византия вела упорную борьбу с Арабским халифатом, исход которой в начале X в. не был еще ясен. Враждуя с Багдадом, Константи¬нополь поддерживал тех закавказских правителей, которые пытались ос¬вободиться от власти арабов, прежде всего — в данное время — царя Смбата Армянского. В противовес последнему Багдад опирался на прави¬теля Азербайджана Абу-л Саджа. И когда император признал царем Ар¬мении Смбата Багратуни, Багдад и его вассал предложили царскую корону Армении другому крупному армянскому владетелю, Гагику Артсруни, под властью которого находилась самая восточная область древней Арме¬нии — Васпуракан (между оз. Ван и современной Нахичеванской АССР). Можно предположить, что поход русов в Закавказье был связан с византийско-русскими отношениями.
Хочется обратить внимание еще на одно обстоятельство: неудачный поход, описанный ал-Масуди, и гибель всех русских войск в засаде в устье Волги, а затем выше по этой реке. И здесь невольно приходится обратить¬ся к Кембриджскому документу. Это не историческая хроника, а что-то вроде литературного памфлета, написанного или хазарином или евреем, прежде подданным царя Иосифа. В момент составления данного докумен¬та автор его находился в Константинополе, куда попал, вероятно, после разгрома Хазарии войсками Святослава (968—969 гг.). Одним словом, это был человек следующего поколения, не современник событий. Исключая начало, в котором повествуется о принятии хазарами иудаизма, в Кем¬бриджском документе речь идет преимущественно о деяниях царя Иосифа с экскурсами во времена его отца и деда.
Рассказывая о победе отца Иосифа над аланами, завершившейся же¬нитьбой Иосифа на аланской принцессе, автор Кембриджского документа
(85) Ибн Исфендийар. История Табаристана. Тегеран, 1941. С. 266.
(86) Минорский. История. С. 198, 201.
476
совершенно неожиданно переходит ко времени правления Иосифа и упо¬минает о гонениях на иудеев в Византии во времена Романа Лакапина (919—944 гг.) (87). Об утеснениях евреев этим императором писал ал-Масуди, его современник (88). Но вот что любопытно. Иосиф был последним хазар¬ским царем (на это указывают сведения Кембриджского документа). Вре¬мя его правления можно установить лишь приблизительно. Но вряд ли он правил до 20-х или даже 30-х годов X в. Описание войны Аарона с алана¬ми в сопоставлении с рассказом ал-Масуди позволяет предположить, что эта война как раз и была причиной отречения аланского царя от христиан¬ства в 932 г.
Следовательно, рассказ Кембриджского документа о русском князе Хлгу, то есть Олеге, не может быть отнесен к правлению Иосифа. Тогда, возможно, он ошибочно связан и с Романом Лакапином? Между тем вряд ли можно сомневаться в том, что происходили война и поход русского князя на хазарские владения в Крым по подстрекательству Византии. Ско¬рее всего, автор Кембриджского документа знал по устным рассказам предшествующего поколения о такой войне, но его информация не была во всем точной. Согласно Кембриджскому документу, Хлгу потерпел в войне с хазарами поражение, а затем предпринял поход морем в Персию и там погиб (89).
Могло ли такое случиться с Вещим Олегом? Могло, тем более что наш летописец точных сведений о смерти Олега не имел. Он знал знаменитое предание о смерти князя от укуса змеи (90). Этот рассказ вошел в ПВЛ, где отмечено, что Олег и похоронен возле Киева на горе Щековице. А Новго¬родская летопись приводит другие предания (91). Согласно одному из них, Олег ушел в Ладогу и там, очевидно, закончил свои дни, так как и в Ладо¬ге показывали его могилу. Но новгородский летописец знал и иную вер¬сию, сходную с киевской, хотя и отличную от нее. По ней, Олег ушел за море (не сказано, какое) и там погиб от укуса змеи. Дата смерти Олега по Новгородской летописи (922 г.) могла бы отнести его кончину и ко време¬ни Романа Лакапина, и в этом случае нам пришлось бы искать поход на восток в 20-х годах X в. С.М.Алиев предположил существование такого похода (92), хотя и без учета данных русских летописей. Это весьма сомни¬тельно из-за отсутствия о том сведений в восточных источниках, хорошо информированных о событиях X в.
Итак, даже последние годы Олега, первого правителя Древнерусского государства, овеяны противоречивыми легендами. И все-таки имя его вписано в раннюю нашу историю.
(87) Golb N., Pritsak О. Khazarian Hebrew Documents. P. 114-119.
(88) Минорский. История. С. 118-119.
(89) Golb N., Pritsak О. Khazarian Hebrew Documents. P. 118-119.
(90) ПСРЛ. Т. 1.С. 38-39.
(91) НПЛ. С. 109.
(92) Алиев С.М. О датировке. С. 316-321.